Кейт О`Риордан - Ангел в доме
«Это была моя первая и единственная любовь», – не раз заявляла она сыну. Роберт верил каждому слову матери до тех пор, пока она не меняла точку зрения, что, кстати, случалось нередко. Верил он и тому новому взгляду, который она доказывала с извечным ярым рвением. Так ему было проще. Хранить молчание тоже было проще, что он и делал, держа язык за зубами тем прочнее, чем голосистее становилась Бонни, пока однажды не задумался, а способен ли он вообще произносить звуки или голос – всего лишь игра его воображения. К тому времени в гардеробе Роберта завелись классические костюмы с подходящими по тону – одноцветными – носками; Питер же отрастил длинные рыжие локоны и жидкие бачки, одевался в кричащие тряпки и копировал фразочки Бонни с американским акцентом.
И все же… Характер Бонни стал сквернее некуда, она третировала Роберта пуще прежнего, а ему на память все чаще приходил уютный запах матери – запах его детства. Он все чаще вспоминал, как Бонни пичкала его молоком с печеньем; как каждый вечер сидела рядышком, пока он делал уроки; как силком заставляла участвовать во всех конкурсах на стипендии; как каждый месяц возила его в книжный магазин Ричмонда, украдкой, чтобы он не заметил, следила за его взглядом и без звука выкладывала немалые деньги за понравившуюся книгу… деньги, которые потихоньку откладывала из скромного жалованья больничной буфетчицы или чего-то в этом роде.
– Говядина, к твоему сведению, натуральная, – ворвался в его мысли голос Бонни.
Роберт, привычно взявшийся убирать со стола, обернулся. Мать еще не двинулась с места, подбирая с блюда остатки, – довольно жалкие остатки, чтобы не сказать крохи. Ее пухлые щеки, от которых наверняка пришел бы в восторг Хичкок, ритмично подрагивали. Сквозь когда-то густые волосы проглядывала небольшая плешь. У Роберта заныло сердце, и он едва сдержал порыв прикоснуться губами к этому розовому пятнышку.
– Натуральная? – нежно улыбнулся он. – Да что ты говоришь!
– Роберт? – Бонни повернула голову, встретив взгляд сына. Озабоченная морщинка перерезала ее лоб. – Ты ведь больше не… как бы это сказать… не стесняешься? Правда?
– Ну что ты, Бонни. Как тебе такое только в голову пришло? Я в жизни тебя не стеснялся, – без запинки соврал он.
– Я имела в виду лодку, – отозвалась она безмятежно.
Глава четвертая
– Эта луна определенно обещает дождь, – проскрипела из кресла у окна тетя Мэйзи.
Тетя Брайди прошуршала к ней, заглянула в окно и выдала свой вердикт:
– Ни намека.
Тетя Мэйзи, с пылающими от праведного гнева и жары щеками, лязгнула щеколдой, распахнула окно и высунулась наружу.
– Сама посмотри, да хорошенько! Ну? Что теперь скажешь? Скажешь, не будет дождя?
Тетя Брайди оперлась на подоконник, выглянула. Анжеле видны были только ноги и объемистые зады сестер, колыхавшиеся в родственном ритме. Тетушка Брайди выпрямилась первой.
– Ни намека! – торжествующе повторила она, поправляя растрепанные ветром волосы. – Помяните мое слово, дождя не будет.
– Тетя Мэйзи, закрой окно, дует, – приказала Анжела наисуровейшим тоном из своего арсенала и поймала взгляд третьей сестры – своей матери, Бины.
Подобный спор, если ему не положить конец, мог продолжаться часами, до самого сна. Бина, однако, пропустила перепалку мимо ушей; как всегда, в заботах, она сейчас накрывала на стол.
Кругляши куриного рулета, треугольники плавленого сыра и ломтики подкопченной ветчины уже лежали на большом овальном блюде. На другом, поменьше, – десерт: пончики с маслом. Анжела хотела заварить чай, но мать ее опередила, накрыв ручку чайника широкой, натруженной ладонью.
– Кто за меня мою работу сделает? – Она обвиняюще посмотрела на дочь.
– Я хотела помочь. – Анжела вернулась к столу.
До этой минуты (прошел лишь день) ей удавалось избегать или хотя бы сглаживать мелкие распри, что курсировали из кухни в гостиную и обратно, будто тысячи мелких ручейков в поисках реки. Спор между двумя тетками, зародившись в одном углу, ширился и обострялся, пока не овладевал всей комнатой. Враждующим сторонам случалось объявлять перемирие, но время от времени они все равно ощетинивались, пуская пробные стрелы в противника. День ведь нужно как-то проводить.
С гримасой великолепно разыгранного недовольства Мэйзи закрыла окно, хмыкнула, уселась обратно в кресло и уставилась на луну. Торопиться ей некуда, а время покажет, кто был прав.
Из другого угла послышалось чмоканье. Анжела подошла к третьей тетушке.
– Что такое, Реджи? – не спросила, а проорала она, сложив ладони рупором, – Реджина была, мягко говоря, туговата на ухо. – Ноги болят, да?
Реджина попыталась улыбнуться, приподняв уголок рта. Бедняжка. После второго удара одна сторона у нее была парализована, и она радовалась всякий раз, когда кто-то угадывал ее боли и желания. Анжела осторожно пригладила старческий пушок.
– Мозоли ей нужно как следует распарить и потереть, – подала голос Брайди, разглядывая свои ноги. – Мне бы тоже не мешало. – Она скуксилась, обратив на Анжелу умоляюще-жалобный взгляд.
– Нет у тебя никаких мозолей. Это подагра, – буркнула Бина, опуская на стол заварочный чайник. – Так и будете сидеть? Может, мне и поесть за вас?
Сестры выползли каждая из своего угла и двинулись к накрытому столу – процедура длительная, театрально обставленная стонами и кряхтением.
– Косточки у меня есть, верно, но и мозоли тоже. – Брайди была оскорблена до глубины души.
– Завтра взгляну, тетушка, – быстро, чтобы не дать разгореться перебранке, пообещала Анжела.
В гостиной воцарилось недолгое молчание, пока сестры намазывали тосты маслом и разворачивали плавленые сырки – задача не из простых, учитывая исковерканные артритом пальцы. Анжела порезала порцию Реджины на крохотные кусочки и положила первый в беззубый рот тетушки. Вытерла струйку слюны и положила второй кусочек. Реджина криво улыбнулась – благодарно и виновато из-за того, что случайно зажала палец Анжелы между десен. Мэйзи все поглядывала на луну, упорно ожидая от строптивого светила обещанного ею дождя. Бина, по-прежнему «младшенькая» в свои шестьдесят четыре, опустилась на свое место последней и на скорую руку перекрестилась, прежде чем разлить по чашкам чай. Наполнив первую, вновь вскочила и прихрамывая, но вприпрыжку, будто слегка пришибленная дворняжка, метнулась на кухню за позабытой «бабой» на чайник.
– Ну давай, расскажи нам о своей славненькой лондонской школе, – сказала Брайди.
– Это не школа, тетя, – в стотысячный раз поправила Анжела, – а приют для бездомных. Мы там никого ничему не учим.
